Фото: личный архив Ксении Фирсовой
Ксения Фирсова — координатор сети взаимопомощи женщин «ТыНеОдна» рассказала о работе с пострадавшими и стигматизации проблемы домашнего насилия в России.
— Почему вы заинтересовались темой домашнего насилия и как попали в проект «ТыНеОдна»?
— Я заинтересовалась феминизмом, когда училась в университете на втором курсе. Всю жизнь во мне был интерес к ущемленным группам людей. Я хотела помогать тем, кому не помогает общество. В магистратуре СПбГУ на направлении гендерных исследований я писала диссертацию на тему харассмента в сфере труда. В то время я активно следила за феминистской повесткой и за организациями, которые помогают женщинам: «Насилию.Нет»*, «Сестры», «Анна» и за зарубежными каналами.
О «ТыНеОдна» я узнала через их громкий проект «Я не хотела умирать», где участвовало много блогеров. Тогда я подумала, что было бы очень здорово работать здесь, но не представляла, в какой именно роли. Когда открылась новая вакансия, они написали, что ищут координатора по работе с волонтерами. Я откликнулась на вакансию, рассказала, что пишу диссертацию, прошла собеседование, и меня взяли. 17 ноября будет уже 3 года, как я работаю в проекте.
— Как часто женщины обращаются в «ТыНеОдна»?
— За 2022 год было зафиксировано более 7000 обращений и еще около 1500 человек поучаствовали в группах поддержки. Сейчас тенденция увеличивается, у нас намного больше обращений, чем было в прошлом году. Такой, своеобразный, «сезонный наплыв». К нам обращаются около 170 человек в месяц, не считая группы поддержки.
— С какими проблемами и запросами чаще всего обращаются пострадавшие?
— Самый частый запрос – домашнее насилие со стороны партнера/супруга. Также обращаются и с другими запросами. Например, насилие со стороны старших родственников — ситуация, когда нам пишут уже взрослые люди, которые пережили сексуализированное, физическое или психологическое насилие со стороны своих родителей. Мы тоже помогаем с этим. Это могут быть и люди, которые в данный момент находятся в абьюзивных отношениях с родителями и после 18 лет, даже не проживая вместе с ними.
— Обращаются ли авторы насилия за психологической помощью?
— Авторы насилия практически к нам не обращаются, было 3-4 обращения за всё время моей работы. На данном этапе развития проекта мы больше нацелены на женскую аудиторию, которая страдает от домашнего насилия.
— В чём, на ваш взгляд, причины высокого уровня домашнего насилия в России?
— Во-первых, это очень большая толерантность к насилию. Культура многих поколений была выстроена на нем. Все эти поговорки «Бьет – значит любит», «Не неси сор из избы» складывают нашу культуру, которую мы несем дальше. В детстве люди могли подвергаться телесным наказаниям или видеть насилие родителей по отношению друг к другу. Они усваивают паттерн, что только так можно добиться уважения и любви. Эти установки распространяются в новые семьи.
Во-вторых, это низкая информированность. Мы все понимаем, что бить людей – нехорошо. Это доставляет им дискомфорт, это запрещено уголовным кодексом. В то же время женщины, которые оказываются в ситуации физического, психологического или экономического насилия, просто не знают, как оттуда выйти. С одной стороны, они понимают, что это плохо, но с другой, под давлением общества, которое их винит, не могут выйти из отношений с агрессором.
В-третьих, нет никакой поддержки государства. Мы знаем, что личное — это политическое, и наоборот. Государство должно проводить антинасильственную политику, защищать пострадавших. Сейчас идет очень активная пропаганда традиционных ценностей, которая говорит о том, что нужно терпеть, сохранять семью ради детей. В России нет закона о домашнем насилии, охранных ордеров. С агрессорами не работают психологи, чтобы человек исправлялся. Даже если автора насилия посадили в тюрьму — это никак его не исправит.
— Как принятие закона о семейно-бытовом насилии поможет в решении проблемы?
— Принятие закона — не решение проблемы, это работа с последствиями. Закон нужен для того, чтобы защитить пострадавших. Он будет регулировать отношения, которые сейчас остаются в тени. Отсутствие этого закона препятствует правосудию в бытовых конфликтах. Он поможет сократить количество повторных преступлений. Все ужасные новости, которые мы слышим об убийствах часто не являются первым случаем насилия, это уже 5-6 раз избиения. И таких кейсов много.
Законопроект «О профилактике семейно-бытового насилия в РФ» включает охранные ордера, условные сроки. Он ограничивает действия автора насилия и не дает ему повторить преступление. Сейчас, например, агрессоров практически ничего не останавливает. Все те законы, под которые пытаются «подогнать» случаи домашнего насилия, неэффективны, потому что вину во время судопроизводства сложно доказать.
Также закон поможет в работе с агрессорами. Эти люди не потеряны для общества, они не ужасные монстры, которые не могут себя контролировать. Часто им просто нужна психологическая помощь, чтобы справиться с неконтролируемой агрессией, особой жестокостью, со вспышками ярости, которые приводят к избиениям и психологическому насилию. В законе это тоже прописано. С этими людьми нужно работать, а не просто посадить в тюрьму, чтобы они продолжали подвергать других опасности.
— Насколько вероятно, что закон о домашнем насилии будет принят в России в ближайшем будущем?
Как бы мне ни хотелось об этом говорить, но перспективы принятия закона о домашнем насилии сейчас очень туманны, c учетом политической, экономической и идеологической обстановки в стране. В том комплексе, в котором представлен закон сейчас, он точно не будет принят еще лет пять. Если думать более оптимистично, то какие-то части закона могут быть приняты, но сейчас я бы на это не надеялась.
— Что дает вам силы и энергию для работы с такой тяжелой темой?
На самом деле это какой-то внутренний ресурс. Мною движет мысль, что я могу помочь людям и сделать все, чтобы проблема домашнего насилия в России была заметна и начала решаться. Если убрать романтизм, то это обычная работа. У меня есть определенный набор действий, которые я должна совершать каждый день, обязанности, ответственность, как и на любой другой работе. Я хожу на личную терапию, делюсь переживаниями с коллегами. Если я буду в плохом эмоциональном состоянии, то не смогу помочь пострадавшим.
* — организация признана иноагентом в РФ
